Капитан Ульдемир. Властелин [сборник Литрес] - Владимир Дмитриевич Михайлов

Рыцарь промолчал, и я почувствовал, что сейчас надо закреплять победу.

– Слушать меня! – сказал я командным голосом, чтобы напомнить всем и каждому, кто здесь капитан. – Задачи: найти Шувалова и оказать ему помощь, помочь установить контакт – это раз. Второе: разобраться, сколько населения и где оно. Объяснить людям положение и готовить к чрезвычайным мерам. На корабле останутся: доктор Аверов при всей научной аппаратуре и один член экипажа на вахте. Сейчас останется Гибкая Рука, потом, если он понадобится внизу как инженер, его подменит кто-нибудь другой. Все остальные – на планету. Там расстановка будет следующей: я направляюсь к тем, что живет в лесах. Питек и Георгий должны будут найти Шувалова, установить с ним связь и выполнять его указания. Уве-Йорген, ты будешь помогать мне. Связь с кораблем: в шесть, двенадцать, восемнадцать и ноль часов по корабельному времени. Предупреждаю: со связью могут быть помехи, внизу убедитесь сами.

– Ясно, – ответил за всех Рыцарь.

– У меня все, – сказал я.

– Когда вылет? – спросил пилот.

– Сколько времени вам нужно на сборы?

– Немного. Но я подумал вот о чем: перед тем как покинуть корабль, ребята могли бы провести полчаса в Садах памяти. Зарядить аккумуляторы души, так сказать.

Я не нашел в этом ничего плохого.

– Добро, – согласился я. – Все?

– Да.

– Все свободны, – объявил я.

Я так и думал, что Рыцарь задержится. И он остался.

– Капитан, – сказал он негромко, подойдя ко мне вплотную.

– Слушаю.

– Ты и в самом деле совершенно уверен…

Я кивнул в знак того, что понял его.

– Совершенно? – переспросил я. – Нет, конечно. Тут и не может быть полной уверенности. Но не представляю, как мы можем допустить, что не сделаем всего возможного для всеобщего спасения.

– Ну хотя бы такой вариант: мы сейчас летим на планету, в воздухе происходит катастрофа – и на поверхность мы прибываем уже в совершенно разобранном виде. Теоретически допустимо?

– Теоретически – да.

– А гибель Земли ты допускаешь, Ульдемир, хотя бы теоретически?

– Не хочу, – сказал я.

– Значит, страховка нужна?

Я знал, что он имеет в виду. И на сей раз был с ним согласен. В этом не было никакого противоречия. Нельзя было обсуждать возможность неудачи перед всем экипажем: когда люди готовятся выполнить тяжелую задачу, они не должны допускать и мысли о возможном невезении. Надо настроиться на игру, как говорили в мои времена. Но в себе я был достаточно уверен, да и Уве-Йорген, кем бы он ни был, оставался человеком долга, и я считал, что на него можно положиться.

– Хорошо, – сказал я. – Какую страховку ты предлагаешь?

– Я думаю вот что. В момент, когда наблюдения покажут, что вспышка назрела, надо, чтобы корабль все же выполнил свою задачу – независимо от всего остального. Такой вариант тебя устраивает?

– Да. Если только положение будет действительно безвыходным.

– Это установит Аверов с его кухней. Ты согласен?

– Установит-то компьютер, – сказал я, – но рядом с ним будет Аверов. Ты что, хочешь замкнуть компьютер непосредственно на установку?

– Это полдела. Для того чтобы действовать, корабль должен выйти в атаку, ты это прекрасно знаешь. Меня ты забираешь с собой, хотя у меня рука не дрогнула бы.

– Гибкая Рука – тоже не из тех, кто струсит.

– Согласен. Сейчас они в Садах памяти. Давай через полчаса встретимся у Руки. Годится?

Я подумал, что Уве-Йорген и тут пытается овладеть инициативой. Но не было причины осаживать его, и я позволил себе лишь самую малость.

– Через сорок минут, Рыцарь.

Он кивнул:

– Я могу идти?

– Уве…

– Ульдемир?

– Почему ты не спросишь ничего о той девушке?

Я сказал так потому, что мне вдруг страшно захотелось поговорить о ней – с кем угодно.

Он покачал головой:

– У нас не было принято обсуждать с начальниками их личные дела. Понимать службу – великая вещь, Ульдемир.

Странные все же существовали между нами отношения, свободные и напряженные одновременно, дружеские – и в чем-то враждебные. Часто мы в своих словесных схватках бродили по самому краю пропасти, которую видели только мы одни; это было только наше – пока, во всяком случае. И пожалуй, без этого нам было бы труднее.

– Разве службу кто-нибудь понимает? – улыбнулся я.

– Гм, – сказал Уве-Йорген.

– Прости, Рыцарь. Строй – святое место, не так ли?

– Именно.

– Значит… через тридцать пять минут, – сказал я, выходя.

Анна спала в моей каюте на широком капитанском диване – она даже разделась, как дома, и за это я опять мысленно похвалил ее. Я убавил освещение до сумеречного, сел в кресло и долго смотрел на нее – не как на желанную женщину, а как смотрят на спящего ребенка. Смотрел, не думая, не пытаясь ни опуститься в прошлое, ни подняться в будущее. Не думая о том, не произошло ли час назад между нами в этой самой каюте что-то непоправимое, потому что для каждого действия есть свое время, мы только не всегда верно угадываем его – или неверно вычисляем… Я просто смотрел, и мне было хорошо, как только может быть хорошо человеку. Тут, как и в спасении людей, нельзя было настраивать себя на возможность неудачи. Только хорошо, только хорошо могло быть – и никак не могло быть плохо.

Так просидел я полчаса. Потом встал и вышел, стараясь ступать неслышно. Жизнь, думал я, шагая по палубам тихого корабля. Она началась еще до того, как я родился, такая жизнь, и вот продолжается сейчас, через тысячелетия. Дела, дела – и любовь в антрактах. Перерыв на обед. Перерыв на любовь… когда-то все дела делались в перерывах любви. И наверное, получалось лучше, а не хуже.

Но слишком серьезные дела у нас сейчас – жизнь и смерть. И если бы еще только наша… Но ты больше не уйдешь, Анна, милая, у нас теперь все будет пополам – и жизнь и смерть. Любая половинка этого, а больше нечего предложить тебе.

– Итак, Рука, корабль изготовлен к походу. Установка заряжена, звезда все время в прицеле, Аверов непрерывно следит за нею, а большой компьютер…

– Кто из нас инженер, Ульдемир, – спросил Рука, – и кто из нас лучше разбирается во всем этом? Может быть, ты хочешь, чтобы я объяснил тебе, как действует установка и как в это время следует вести корабль? Ты готов слушать?

Уве-Йорген, что сидел рядом, чуть улыбнулся. Я нахмурился: со мной разговаривал инженер, а мне инженер сейчас не был нужен. Мне нужен был индеец.

– Рука, – сказал Рыцарь негромко. – А что ты видел в Садах памяти?

– О, – сказал Рука и помолчал, опустив веки. – Многое. Моих вождей и моих